Язык, общение

Общение среди народа происходит в основном на английском языке, жестами или путем рукоприложения (рукоприкладства вроде не замечала), то есть тычков, толчков и т.п. Вообще английский индийцев труднопонимаем: они как будто глотают слоги, получается как каша. Многие, которые, видимо, плохо учились в школе или вообще не учились, английский язык либо вообще не знают, либо знают очень ограниченно. А ведь это их второй официальный язык. Иногда, когда я смотрю на их общение на индийском языке, мне кажется, что они тоже плохо друг друга понимают, одну и ту же мысль могут очень долго обсуждать. Все это подкрепляется жестами, кивками головы и пр. Думаю, что это еще связано с разными наречьями, которых у них в хинди неимоверное количество и которые очень сильно отличаются друг от друга. Наверное, потому же севадалки и между собой и с другими людьми любят общаться «руками»: просто хватают и тащат куда нужно, или указывают, или машут руками, или молча отрицательно мотают головой. Но почему «нельзя» практически всегда остается загадкой... Если я не понимаю, сколько я должна отдать денег, я переспрашиваю у продавщицы: «Thirty?». Индианка трясет в руках полученные от меня 30 рупий, говорит много слов, видимо желая заполучить еще денег, но когда я протягиваю ей еще деньги, она мотает головой, что первых 30 рупий было достаточно. По мне, если бы она сказала на мой вопрос «да», то этого было бы достаточно... Слово «sai ram» употребляется здесь всегда, везде и при любых обстоятельствах: это приветствие, прощание, спасибо, пожалуйста, простите, проходите, стойте, идите во-о-он туда, эй ты, просто обращение внимания. Это как на практике. А в теории же за этим приветствием стоит молитва: «Да будет сияющее присутствие Божественного Гуру Саи Рамы основой наших взаимоотношений со всеми живущими во всех временах и во всех мирах». И в полной версии молитва звучит: «Om Sri Sai Ram». Еще в ходу слово «супер»: супер госпиталь, супер базар, просто супер! Принято приветствовать на улице незнакомых людей, когда есть к этому желание и расположение. Так как у индийцев очень развита чувствительность, то они зачастую чувствуют, в каком состоянии находится человек, и если посчитают нужным приветствуют его «sai ram». От этого меняется энергия этого человека. Например, со мной, когда я слушала ненравившуюся мне женщину и не могла ее покинуть, поздоровалась индианка, и тут же какая-то знакомая отвлекла от меня эту женщину, в результате чего нежелательный для меня разговор прекратился. Если меня одолевали вдруг черные мысли, и я шла по дороге, погруженная в себя, то в этом случае очень часто кто-нибудь мне бросал «sai ram», и я выныривала наружу как из омута. После этого становилось значительно легче. Если ты зла и раздражена, то даже на твое «sai ram» никто не ответит, потому что наверное, получается, что ты навязываешь это негативное состояние другому человеку. Еще индусы очень умилительно качают головой в знак одобрения, согласия, приглашения. Не такая сильная амплитуда, как у знака «нет», позволяет их отличать друг от друга. Также это качание отличается от русских «охов-вздохов», когда женщина тоже качает головой, но более продолжительно и с другой эмоциональной окраской. Еще когда индианки хотят извиниться за нечаянное касание, они прикасаются к тебе еще раз, но тоже уже с другим эмоциональным подтекстом, почтительно и уважительно. Тоже на мой взгляд, забавно. Хотя не все такие вежливые, а некоторые так вообще можно сказать наглые! Чего только стоит сидение на даршане среди индианок! Садятся они почти вплотную, очень близко друг к другу, даже если народу мало и места свободного очень много. Могут тебя буквально зажать, да еще и привалиться какими-нибудь частями тела. А мы-то все привередливые, мы телесного контакта не любим, отсюда возникают недовольства, препирательства, а некоторые просто уходят со своего места. Заходя на даршан, я всегда прислушивалась к себе: если мне было как-то неуютно, некомфортно, может быть грустно или хотелось побыть одной, я садилась подальше от мандира, вглубь Даршан-холла, где было мало народу; а если же у меня было хорошее самочувствие, я шла в первые ряды, где всегда много народу, и училась там принимать ситуации с нехваткой свободного места, прикасанием и т.п. Даша мой метод называла садомазохизмом: ей казалось странным специально усаживаться среди индианок, чтобы получить негативные эмоции. Для меня же это был еще один способ познакомиться с собой, своими чувствами и эмоциями и приспособиться к ситуации, найдя благоприятный для меня способ взаимодействия с миром. Что интересно, когда ты расслаблена, открыта и настроена, что тебе сейчас сядут на голову (даже, можно сказать, про себя приглашаешь это сделать), то ничего негативного не происходит, но когда ты недовольна и готовишься отразить любое нападение, то как специально для этого происходят как раз такие случаи: хотели – получите и распишитесь в получении! А, еще, говорят, что среди индийцев есть поверье, что коснуться белого человека – это на удачу. Так что иногда ты просто становишься временным фетишем, до которого нужно обязательно дотронуться мимо ходом! Я так полагаю, что у нас в стране можно очень быстро стать удачливым и счастливым: благо, что белых много, только касайся и касайся! Про мужчин не говорю, потому как мужчины всегда отдельно и на даршане, и в столовой, и в нордах, а также и в городе стараются обойти тебя стороной, уступить дорогу, боясь скандалов и полиции. Надо сказать, что у них полиция очень в почете, и выглядят полицейские всегда очень представительно. Как-то, когда Даша небрежно высказалась по поводу внешней привлекательности индийцев, я сразу вспомнила про полицейских с их отлично сложенной, пропорциональной фигурой, как будто специально подобранных для несения ответственной службы. Я бы назвала Индию полицейским государством, потому как полицейских и их постов достаточно много, и народ полиции побаивается. А у себя внутри я ловила чувство расположения и доверия к полиции: если что нужно будет, помогут всегда, хотя случаев убедиться в этом на практике у меня, к счастью (!), не представилось. Когда мы приехали, народу было много, но как оказалось позже, не очень. Через неделю на праздник съехалось очень много народу, было просто столпотворение. По регистрационному номеру за первых наших семь дней приехало 650 иностранцев. Это не считая индийцев и непальцев, для которых своя регистрация. Их, наверное, еще приехало больше 2-3 тысяч. Хотя если судить по полному Даршан-холлу во время праздника, который вмещает 20 тыс. человек, то наверное, и больше... Народ здесь есть из Германии, Австралии, России, Казахстана, Японии, по-моему, американцы, есть негры, уж не знаю откуда, французская речь слышится, правда, нечасто. Постоянно находятся многочисленные делегации из разных стран: Греции, Германии, Австралии, Польши. Абсолютно разные возрастные категории: и молодежи много и пожилых. Белых женщин, а может быть не только белых, здесь называют «мэм» и «мадам». Для меня звучит очень непривычно... Некоторые торговцы и все нищие зовут «ма», «мама». За все пребывание здесь я так и не научилась вести себя свободно с нищими. Почти всегда чувствовала какое-то смущение и напряжение. Когда же ко мне тянулись несколько пар рук и требовательно кричали «Ма!», то лично я оставалась просто в шоке. Нищие не только сидят, но и еще ходят, при чем не сами по себе, а вместе с тобой! Смотрят на тебя полными тоски и печали глазами и тянут «мама». Это могут быть дети, много детей, взрослые, женщины с маленькими детьми на руках, калеки и инвалиды… Некоторые нищие ночуют тут же на дороге около закрытых лавок. А некоторые, как говорят, совсем даже не нищие, имеют либо помещения для сдачи в наем, либо автобусы... А попрошайничают чисто так в виде хобби. При чем Саи Баба запретил развращать нищих деньгами, предложив давать им продукты, одежду... Они сами тебе об этом говорят: «Baba say no money», но подозреваю, что страшно лукавят. Примеров тому очень много: если даешь еду, то на лице возникает недовольная гримаса и даже пренебрежение, если кто-то соглашался купить для них что-то в лавках, то они выбирали самое дорогое и ни за что не соглашались ни на что другое. Понаблюдав за нищими, я пришла к выводу, что для большей половины из них нищенство – это просто образ жизни, как и любой другой. Они себя в нем очень комфортно чувствуют, так как научились играть на чувствах людей, особенно белых, и знают как себя нужно вести, чтобы остаться в выигрыше. Это могут абсолютно здоровые (на вид), трудоспособные люди, но может быть ленивые. Есть целые семьи нищих: родители и их несколько (три-четыре) ребенка разного возраста. Правда милостыню они просят порознь в разных местах. Так, мы с Катей однажды утроили благотворительный обед для двух сестер-попрошаек, которые не отставали от нас по дороге. Одной лет 12, второй лет 7. Сначала прицепилась к нам маленькая купить ей еды. Катя взяла ее за руку: «Ничего больше не говори, пошли гулять». А тут и старшая появилась, так как младшую уводили в неизвестном направлении. По дороге же у нас возникла идея взять их с собой в ресторан накормить. Ну вот и купили им сока и риса на двоих. Тибетцы шутили: «Это ваши друзья?». А на следующий день старшая девочка с уже другой своей сестрой ждала нас после даршана в ашраме. Видимо решила, что мы ее на довольствие взяли. Говорит мне: «Пошли в твою комнату». Я ей минут пять объясняла, что она туда не пойдет, пойду только я одна. А когда я уже хотела обратиться за помощью в полицию, она наконец-то услышала меня. Мы пожали друг другу руки и сказали друг другу «By!». С этими сестрами (младшими) у нас дружба продолжалась все оставшееся время: завидев нас, они подбегали, начинали обниматься, стояли прильнув и обняв руками. Как-то они поделили нас между собой: одна обнимается с Катей, другая со мной. Но вот когда Катя уехала, отдуваться пришлось мне одной. Думаю, что в этих объятиях было наполовину чувств нежности и дружбы и надежды разжалобить и раскрутить нас на еду или деньги. Я им всегда говорила, что могу подарить только любовь и правда радовалась, когда они появлялись, и неважно, что они были лохматые и чумазые… Еще разные случаи с нищими происходили… Идя из ресторана, встретила одну из сестер-попрошаек. У меня кусок хлеба с сыром из ресторана был, который я ей и отдала. Тут же появились две мамаши с ребетенками, похоже одна из них мать «нашей» сестренки. Давай, говорит, мне 100 (!) рупий. Я ребятишкам по конфете дала, и в этот момент кто-то их удачно отвлек, и я смогла спокойно удалиться. Потом попозже сестренка опять меня нашла, грустная, давай канючить: мама сказала, маленький ребенок... Я так поняла, что мать ее отругала, что она ничего с меня не взяла, и хлеб ей тоже не достался. Как-то, когда Катя уже уехала, я ужинала в тибетском ресторане и, так как сидела на балконе, то услышала крики девочки «Ма!, Ма-ма!». Звала явно индийская девочка, потому что они только так кричат. Я еще удивилась, с чего бы индианке так кричать (с иностранкой бы все было бы понятно). Сижу дальше. На очередной истошный вопль шестым чувством понимаю, что скорее всего это адресовано мне. Смотрю вниз: на улице стоит «моя» попрошайка и призывно машет мне рукой! В последний день я упаковала для нее пакет, куда сложила всю еду и барахло, оставшееся в том числе и от Даши, и, по-моему, она с друзьями была просто счастлива. И только однажды мне удалось прочувствовать всю красоту игры нищего в образе пацана лет 11-ти: он шел рядом с китаянкой или японкой и канючил со скорбным видом. Она вся напряженная как струна, каменная (примерно такой же делаюсь и я, когда такой оказывается рядом). А он мастерски играет роль! Я шла навстречу им, встретилась с ним взглядом, и он прочел у меня в глазах, что я вижу его игру и прикалываюсь вместе с ним. Он тут же показал мне язык и улыбнулся глазами. Вот такие они великие актеры!